Давай забудем на несколько коротких минут о том, что мы с тобой – актёры в этой жизни, о том, что мы играем здесь главные роли. Вдруг позабудем все наши слова и действия, которые разучивали с самого рождения, и пройдём в партер, смотреть за этим сумасшедшим спектаклем со стороны.
Просто взглянем на сцену, где толпы людей вживаются в свои роли. Вживаются настолько искусно, что очень скоро этот небольшой спектакль заменяет каждому жизнь. Актёры забывают, кто они на самом деле. Огромный мир каждого из них сжимается до размеров одной маленькой сцены, декорации которой неизменны, а переживания героев вытесняют и заменяют переживания актёров.
И эти люди слепнут.
Они начинают метаться по сцене, не понимая, что происходит; движенья их становятся резче, монологи с диалогами – отчаяннее. Освещения – меньше, антураж безвкусен и грязен, оркестр сбивается с нот. Всё смешивается, чтобы вскоре погрузиться в кромешную тьму.
Герои гибнут.
И только тогда, вдруг оказавшись в глухом мраке, актёр начинает вспоминать.
Мы с тобой не знаем, о чём именно он вспоминает. Но когда вновь загорается свет, на его лице уже нет прежней драмы – драмы героя. Мы видим в его глазах только глубокую усталость. Его взгляд дышит обречённостью. Нас задевает его тяжёлый выдох. Мы понимаем: его спектакль опять сорван.
Этот человек, с трудом переставляя ноги, уходит за кулисы, – а вместе с ним и все остальные актёры. Уже через несколько минут вновь погаснут лампы, и для пустого зала начнётся новый спектакль.
Он будет до боли похож на тысячи предыдущих, но если хоть один актёр не потеряет в игре себя, – это станет для нас пусть небольшой, но при этом такой важной победой. (C)